Золотой фонд любого поселения – люди. Ветераны-труженики, умудренные жизненным опытом, пользуются особым уважением среди односельчан.
Этой осенью жительница поселка Синегорск Прасковья Тихоновна Внукова будет отмечать свое 92-летие. По словам старейшего жителя поселка, активистки Надежды Петровны Гаркуша, Прасковья Тихоновна пользуется большим уважением среди односельчан. Она по сей день встречается с молодежью, со школьниками, рассказывает им о своем тяжелом детстве, о войне, как стала малолетней узницей фашистского лагеря, как молодыми они старались делать родной поселок красивым, благоустроенным и комфортным.
Я договорился с Прасковьей Тихоновной о встрече. Дверь квартиры открыла улыбчивая пожилая женщина. Внимательно всматриваясь в меня, спросила, кто я и откуда. Узнав, что из газеты, сразу пригласила пройти.
Сказать, что судьба хлестала ее по лицу – этого будет мало. Полуголодное детство, ранняя смерть матери, под опекой у девчонки остались четверо братьев – Иван, Александр, Сергей и Владимир. Глубокий шрам оставила война в ее душе, и даже сейчас, спустя десятилетия, она вспоминает то грозовое лихолетье со слезами.
— Семнадцатилетнего Шурку, моего брата, 12 июля 1942 года немцы убили, расстреляли вместе с бабушкой и дедушкой. Они вместе шли по улице и не обратили внимания на окрики немецких солдат, которые требовали остановиться. Бабуля и дедуля были глухими, наверное, не услышали… Всех троих и расстреляли. Может, за партизан приняли… Тремя днями позже весь наш колхоз согнали на площадь и под конвоем погнали по воронежским степям в глубь страны, подальше от Дона. К нам присоединяли людей из других селений. Фрицы были на лошадях, а мы, полубосые, мокрые от дождя, едва держались на ногах.
В хуторе Скорицком немцы растолкали людей по сараям и закрыли. Прасковья больше всего переживала за своих братьев. Она для них «и за мамку, и за папку была». Мамы не стало еще в 1935-м – заболела, три дня лихорадки и…
А когда началась война, отца забрали на фронт.
Прасковья Тихоновна вытерла слезы и продолжила рассказ.
— Всю зиму нас куда-то гнали и гнали. В Московской области, в деревне Коростово, нас разместили в деревянных неотапливаемых бараках. Лишний раз мы старались не попадаться на глаза солдатам, не бегать от барака к бараку после отбоя. И ждали, когда нас освободят. 30 декабря 1942 года рано утром, открыв ворота сарая, мы не увидели фрицев. Они сбежали! Хорошо, что не уничтожили нас. Но идти было некуда… Меня с братьями приютила баба Аня. Вскоре у нее остановились водители из колонны, которая ехала за горючим в Воронежскую область. Мы попросились с ними домой. И в марте 1943-го мы уже были в родной деревне. От нее остались лишь только печки, сплошное пепелище… Поселились в землянке и стали строить жилище на том месте, где стоял наш дом. Разбирали блиндажи по бревнам. Когда отец вернулся с фронта, это было осенью 1945 года, мы уже жили в своем домике. С ним стало легче. В пятидесятые молодежь вербовали на заводы в Свердловскую область. Туда поехал и мой брат Иван. В товарняке он познакомился со своим земляком. Звали его Алексеем. Ребята подружились. Как-то Алексей приехал к нам в гости. А 7 октября 1950 года мы с ним поженились. Стали жить самостоятельно в хуторе Ябловском, откуда родом мой муж. Обустроили свою хату, купили корову…
Прасковья работала в болдыревском колхозе, что в Воронежской области, дояркой, муж – трактористом.
— Зарплата была маленькая, мы едва сводили концы с концами, нас «душил» бездетный налог – платили около трехсот рублей, а тогда при зарплате 50-70 рублей это были великие деньги. Решили уехать на заработки. Так оказались в Архангельской области, где стали работать на узкоколейке.
В поселок Синегорск супруги Внуковы приехали в 1960 году.
— На Кубани нам понравилось. Поселок пришелся по душе. Он был настолько красив и ухожен, что я сразу же влюбилась в эти места: улочки и клумбы, уютная «ожидаловка» (так называли в поселке автобусную остановку. — Авт.), где мы вечерами просто сидели и общались, песни пели. В клуб ходили кино смотреть и на кружки. А какой у нас был прекрасный хор! Я устроилась работать в подсобное хозяйство разнорабочей, а муж трудился на стройке. Позже я перешла работать поваром в лепрозорий. И до самой пенсии работала в этом учреждении. Квартиру дали. Мы жили очень дружно. Праздники отмечали всем поселком – по-семейному, душевно. Сейчас, к сожалению, люди стали другими – замкнутыми, безразличными, в своем доме в подъезде не хотят наводить чистоту, не говоря уже об общественных местах. А мы трудовыми коллективами выходили на субботники…
Мы еще долго беседовали у нее на кухне, Прасковья Тихоновна все подливала мне ароматный чай, словно радуясь, что со мной ей не так тяжело вспоминать свои длинные и трудные жизненные версты.
Фото автора
